Если бы Господь Бог на секунду забыл о том, что я тряпичная кукла, и даровал мне немного жизни, вероятно, я не сказал бы всего, что думаю; я бы больше думал о том, что говорю.
Я бы ценил вещи не по их стоимости, а по их значимости.
Я бы спал меньше, мечтал больше, сознавая, что каждая минута с закрытыми глазами — это потеря шестидесяти секунд света.
Я бы ходил, когда другие от этого воздерживаются, я бы просыпался, когда другие спят, я бы слушал, когда другие говорят.
И как бы я наслаждался шоколадным мороженым!
Если бы Господь дал мне немного жизни, я бы одевался просто, поднимался с первым лучом солнца, обнажая не только тело, но и душу.
Боже мой, если бы у меня было еще немного времени, я заковал бы свою ненависть в лед и ждал, когда покажется солнце. Я рисовал бы при звездах, как Ван Гог, мечтал, читая стихи Бенедетти, и песнь Серра была бы моей лунной серенадой. Я омывал бы розы своими слезами, чтобы вкусить боль от их шипов и алый поцелуй их лепестков.
Боже мой, если бы у меня было немного жизни… Я не пропустил бы дня, чтобы не говорить любимым людям, что я их люблю. Я бы убеждал каждую женщину и каждого мужчину, что люблю их, я бы жил в любви с любовью.
Я бы доказал людям, насколько они не правы, думая, что когда они стареют, то перестают любить: напротив, они стареют потому, что перестают любить!
Ребенку я дал бы крылья и сам научил бы его летать.
Стариков я бы научил тому, что смерть приходит не от старости, но от забвения.
Я ведь тоже многому научился у вас, люди.
Я узнал, что каждый хочет жить на вершине горы, не догадываясь, что истинное счастье ожидает его на спуске.
Я понял, что, когда новорожденный впервые хватает отцовский палец крошечным кулачком, он хватает его навсегда.
Я понял, что человек имеет право взглянуть на другого сверху вниз лишь для того, чтобы помочь ему встать на ноги.
Я так многому научился от вас, но, по правде говоря, от всего этого немного пользы, потому что, набив этим сундук, я умираю.
Сказки не зря кончаются свадьбой. Впрочем, иногда после свадьбы прилетает дракон. Большой, злобный, огнедышащий, любитель похищать чужих невест. Вот тогда у сказки есть маленький шанс продлиться подольше.
Неужели надо специально выращивать этого тупого дракона, если не хочешь, чтобы сказка кончилась слишком быстро?
) непонятые гении))
Реальность, которую мы видим, бесконечна, но лишь ее избранные, значимые, решающие моменты, которые нас чем-то поразили, остаются в нашей памяти. Из всех средств изображения только фотография может зафиксировать такой точный момент, мы играем с вещами, которые исчезают, и когда они исчезли, невозможно заставить их вернуться вновь.
Бармаглот — вероятно, первая попытка ввести в язык несуществующие слова, подчиняющиеся, тем не менее, всем законам языка. Первое четверостишие практически целиком состоит из несуществующих слов, за исключением служебных (и в этом родственно глокой куздре):
В декабре 1863 г. Кэрролл присутствовал на любительском спектакле «Альфред Великий». После спектакля вспомнили кэрролловы пародийные «Англосаксонские стансы», по тематике схожие со спектаклем. Все гости наперегонки начали сочинять стихи. Когда подошла очередь Кэрролла, он встал и с совершенно серьёзным видом прочёл именно это четверостишье. Гости попросили его объяснить, и он объяснил каждое слово стихотворения.
Позже Кэрролл использовал это четверостишье как пролог к своей поэме «Бармаглот», приведённой в книге Алиса в Зазеркалье (сама поэма написана преимущественно «обычными» словами, имеет сюжет и понимается без «перевода»). В той же книге он поместил (от лица одного из персонажей, Шалтая-Болтая) пояснение к первому куплету:
варкалось — восемь часов вечера, когда уже пора варить ужин
хливкий — хлипкий и ловкий
шорёк — помесь хорька, барсука (в другой трактовке бурундука) и штопора
пыряться — прыгать, нырять, вертеться
нава — трава под солнечными часами (простирается немного направо, немного налево и немного назад)
хрюкотать — хрюкать и хохотать
зелюк — зелёный индюк
мюмзик — птица; перья у неё растрёпаны и торчат во все стороны, как веник
мова — далеко от дома (?)
Полный текст
Перевод Д. Орловской
Варкалось. Хливкие шорьки
Пырялись по наве.
И хрюкотали зелюки
Как мюмзики в мове.
О, бойся Бармаглота, сын!
Он так свирлеп и дик,
А в глуще рымит исполин —
Злопастный Брандашмыг!
Но взял он меч, и взял он щит,
Высоких полон дум.
В глущобу путь его лежит,
Под дерево Тумтум.
Он стал под дерево и ждёт,
И вдруг граахнул гром —
Летит ужасный Бармаглот
И пылкает огнём!
Раз-два, раз-два! Горит трава,
Взы-взы — стрижает меч.
Ува! Ува! И голова
Барабардает с плеч!
О светозарный мальчик мой!
Ты победил в бою!
О храброславленный герой,
Хвалу тебе пою!
Варкалось. Хливкие шорьки
Пырялись по наве.
И хрюкотали зелюки
Как мюмзики в мове.
В переводе Татьяны Щепкиной-Куперник Бармаглот превращается в Верлиоку.
Верлиока
Перевод Татьяны Щепкиной-Куперник
Было супно. Кругтелся, винтясь по земле,
Склипких козей царапистый рой.
Тихо мисиков стайка грустела во мгле,
Зеленавки хрющали порой.
«Милый сын, Верлиоки беги как огня,
Бойся страшных когтей и зубов!
Бойся птицы Юб-Юб и послушай меня:
Неукротно свиреп Драколов».
Верлиока (Верлиоко) — мифологическое существо в русском, белорусском и украинском фольклоре. Традиционный образ Верлиоки — одноглазое чудовище высокого роста, голова которого обросла шерстью и которое при ходьбе опирается на клюку (сродни Лиху одноглазому). Как правило, выступает в качестве разрушителя и убийцы. По типичному сюжету сказки, Верлиока (иногда его заменяют на медведя) убивает старуху и внучку, а старик, селезень, рак, веревочка и жёлудь наказывают его за убийство. После убийства злодея его жертвы воскресают.
